С Богом

20 августа Александр Шабовта и его коллега-фотограф Антон Уба стояли у церкви в Переяславке и с недоумением и интересом смотрели на стягивающихся к дверям храма жителей. Тянулись все: дети, бе́гом обгоняющие своих родителей; сами родители, мужчины и женщины от 25 до 40 лет; подростки, которым не больше 17, и пожилые, здесь возраст доходил до 70. Собирались они на недельный крестный ход. Текст о том, куда этот ход ведет, зачем целую неделю топтать себе ноги, как важно осознание того, что ты делаешь, и как человек светского уклада не понимает, а ему рассказывают. 

Маршрут крестного хода – это летящая птица, начинается в Перяславке и заканчивается в Екатеринославке.

С 9 утра до 7-8 вечера паства идет, на второй день пересекает китайскую границу, после возвращается к тому же храму, откуда все началось. Дорога прерывается на трехразовый прием пищи, молитву у огромных деревянных тяжелых крестов и медленный проход через встречающиеся села.

Проповедь перед крестным ходом

После молитвы каждого орошают святой водой

В этот момент «коробку» из сорока человек закрывает звонница. Это белый грузовичок, в кузове у него установлена конструкция с небольшими колоколами. Люди входят в поселок – раздается громкий звон, собирающий вокруг себя всех любопытных, сочувствующих или заинтересовавшихся. Народ высыпается на пыльные разбитые улицы, из-за калиток иногда проглядывают руки, чаще женские. Пальцами впиваются в целлофан пакета, в который завернут хлеб, пирожки или другая еда. Говорят, «берите, потом скушаете!».

Звонница

Рассказывают, что нередко к ходу присоединяются новые люди. Ночует паства в школах и домах культуры. Завтракает - там же.

Из Переяславки мы выдвинулись в 11 утра. Лишние сумки побросали в еще одну машину. Брать с собой стараются как можно меньше. Обычный набор: рюкзак со сменной одеждой, лекарства, спальные мешки и зонты с дождевиками. Для крестного хода не существует «плохой погоды», человек все равно должен идти.

- Если бы не были бы в линии крестного хода, то для типичного человека эта жара – повод уйти в тень. Или устал – остановился. Тут человек через себя перешагивает.  - Рассказывает отец Максим. 

Отец Максим

Отцу Максиму 37 лет. Бывший инженер-программист, 8 лет отработал по специальности в нескольких компаниях, в «Мегафоне» и на железной дороге. Родители были церковными людьми, Максим же считал себя верующим, но тогда эта «близость к Богу» ограничивалось фактом того, что когда-то его крестили, плюс, пример родителей. Единственное, что батюшка Максим делал для церкви, это иногда приобщал детей к вере, да и те знакомились с ней в воспитательных целях.

- У каждого в жизни есть событие, есть толчок, который привел его к вере. У меня – это смерть отца. Он скоропостижно скончался, ему было 57 лет, за 4 дня до своего дня рождения. Мгновенно умер. Он работал на железной дороге, работа имела выездной характер. И вот когда возвращался домой, зашел в вагон, билет отдал и упал. Сердце остановилось, хотя на него он никогда не жаловался. Видя, как мать переживает горе, видя, как вера укрепляет ее, я заинтересовался религией. Меня это зацепило. Надо сказать, мы смотрели и вместе с супругой приняли решение ходить в храм. Верующий – не верующий – неважно. Тяжесть, боль такая щемящая, которую невозможно разрешить человеческими усилиями, из-за всего этого человек все равно приходит к Богу. Как минимум, обращается. Не факт, что останется с ним, но, когда очень тяжко, мы же часто говорим: «Господи, помоги!».

В Храме Максим увидел объявление: приглашали в отдел по работе с молодежью.

- Там они проводили еженедельное собрание. Мы решили сходить. Когда туда пришли, там был батюшка. Такой активный, хорошо работал с молодежью. Отец Дмитрий Винокуров. И он, включая в социальную деятельность - помощь детям в домах малютки, посещение детских домов и домов престарелых – показывал, что твоя жизнь, которая была предыдущая, какая-то странная. Вроде бы все хорошо. Хорошо живешь: хорошая профессия, хорошая работа. Мы там взяли ипотеку на квартиру в центре города, машина была. Живешь, и все хорошо. Двое детей. И когда бывают какие-то проблемы, ты им придаешь очень сильное значение. А когда ты приходишь в дом инвалидов и видишь людей, которые не могут шнурок себе завязать, то внутри что-то переворачивается. Или был момент: девочка самодвижимая, но, когда нужно было сделать какое-то усилие, на которое требовалась концентрация, у нее начинали дрожать руки. Мы брали к себе ее и еще трех-четырех детей домой. Брали на праздники. Все стали наряжать елку спокойно, а для нее надеть елочную игрушку – это испытание. Ты смотришь и понимаешь, что твои проблемы – ничто по сравнению с окружающим миром.

Позже Максима заметил отец Дмитрий и сказал, что из него выйдет хороший батюшка. Встреча с владыкой, месяц бесед и работы с ним, и Максим стал батюшкой Максимом. Сегодня вся его деятельность – это священство. 

Пока формировалась колонна крестного хода, замечаю людей с иконами на шее. Это массивные конструкции из фигурной деревянной рамки и образа святого. На вид они кажутся вынужденным грузом, еще одной странной приблудой, которую человек намеренно и осознанно накидывает на себя. Думаю о монахах. Они тоже подбивали обувь грузом, чтобы следующий шаг ощущался испытанием. И ведь иконы не снимаются, максимум, тебя могут подменить, если идти стало невыносимо.

Отец Максим мотает головой и говорит, что это неверная ассоциация.

- Икона – это не груз. Это атрибут внешнего символа, чтобы мы ассоциировались именно с православием. У католиков иконописи нет, протестанты их отрицают. Икона – это такой атрибут, к которому мы относимся как к святыне. Несем ее аккуратно. Целуем ее. Бережно относимся. Вопрос тяжести – наврядли.

Хорошо. Идем дальше. 

К крестному ходу непроизвольно прибивается еще человек 50, все водители. Они выстроились в вяло ползущую гусеницу и сопровождали идущих до их первой остановки. То и дело к нам с Антоном, отбившихся от группы, чтобы поменять объективы на камерах, выглядывают лица из-за опустившихся автомобильных окон. Лицо человека, по которому сразу видно, что вот еще секунда, и он надавит на кнопку клаксона, который пронзительным звоном заменит все накопившееся в нем негодование.

- А до куда они идут, ребят? – Спрашивает лицо.

- По плану – до Черняево.

- О-о-о-о-о-о… - протяжное «о» звучит обреченно; стекла поднимаются обратно.

Открывается дверь следующей машины. Оттуда:

- Что это? – И указывает на колонну.

- Крестный ход.

- О-о-о-о! Да еще Ленин говорил, что религия – это опиум для народа! Мы ж тут в машинах помрем! Тьфу! – Дверь закрывается.

Идем дальше. 

Нагнав колонну, попадаешь в запущенную по кругу молитву. ««Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Начинает голова хода – конец повторяет. Этими словами подвязана вся дорога. Со временем молитва выталкивает собственные мысли и невольно начинаешь повторять. Беззвучно, даже губами не шевелишь, потому что кажется, что, если к навешанным на спину сумкам, камере, гудящим ногам и палящему солнцу прибавится еще одно усилие, ты свалишься. Еще и мотив такой тягучий, унылый, кажется, поминальный.

- Хм… нет. Это внешне так кажется. Мы говорим: «Господи Иисусе сыне божий помилуй нас». То есть, мы просим о помиловании, о прощении. Нужно понять, в чем смысл просьбы. От чего спасти… мы понимаем, что все идет от традиции и от вероучения. По православному вероучению, когда человек умирает, остается тело. В момент физической смерти мы отделяем душу от тела. Душа идет к Богу. Заложено так, что, когда человек приходит к Богу, Господь за всю его жизнь выносит вердикт. И определяет, где ему быть. Два состояния, которые мы привыкли называть Адом или Раем, по-богословски – предвечное состояние блаженства или предвечное состояние скорби. И мы делаем выбор, решая, чего мы хотим. Конечно, человек здравый хочет себе блага. Поэтому мы просим, чтобы Господь спас нас и избавил от бед, которые тянут нас в совершенно другую сторону. Дал нам вразумление. Например, человек врет и не может от этого избавиться. Он по наитию уже врет, привык. Даже понимая, что плохо. Надо ведь от этого избавляться. Иначе вроде бы из-за какой-то мелочи вечно в мучениях пребывать. Поэтому мы просим о хороших вещах. Молитва эта в первую очередь покаянная, мы просим прощения.

Идем дальше. 

Ребенок держит чашу со святой водой

Рядом с колонной, но в нескольких шагах от нее, вприпрыжку шагают дети. Первое время тихие, соответствующие спокойному и размеренному тону крестной прогулки, но после познакомившиеся друг с другом и развеселившиеся. На одной из молитв у креста матушка Виктория сделает им замечание, потребует, чтобы проявили уважение и были потише. И с детьми, которые всегда держатся колонны или даже несут на себе образ святого, все ясно: в них уже сформировалось понимание, что происходит вокруг. Но остальные… сложно понять, что они здесь делают.

Отец Максим задумывается над моим вопросом понимании детей сути крестного хода.

- Бывает по-разному. Скажем, мы же приглашаем вообще людей. Все разные. По уровню духовному, образовательному. Кто-то из родителей люди далеко не церковные. Понимают, что это нужно, что ребенок будет чем-то занят. Вот и отправляют. Бери и иди. Кто-то наоборот, сам. У нас идут семьями, они сами испытывают радость от общения с Богом. И детей воспитывают, делясь радостью. И дети это принимают.

Говоря о самих детях. Господь говорит: «Будьте как дети». Потому что у ребенка меньше греховного опыта, он чище. У него меньше знаний, чем у взрослого человека. Почему взрослому человеку сложно поверить? У него же знания, опыт, образование. Он там мыслитель. Ему тяжело переступить через себя. Гордыня. Как поверить кому-то там. А там меня называют рабом, а там угнетают, и обрисовывает все в черных красках. Ребенок он чище, он понимает. По своей природе он воспринимает это как чистое откровение. Ему зачастую сложно объяснить все богословские термины, какие-то заумности. Но он чист душою. Интуитивно чувствует.

Парнишкам, что весь ход держатся колонны, от 7 и 10 лет. Оба говорят, что ход для них – это способ испытать себя и искупить грехи. О своих юных грехах не распространяются, о них, по их словам, могут знать только трое: они сами, священник и Бог. Оба мечтают вырасти и пойти служить по контракту. Идут еще потому, что хотят посмотреть на мир.

Идущих сопровождает две машины, на случай, если кому-то станет плохо или кто-то не сможет больше идти. Имея возможность в любой момент спрятаться от солнца под крышей и кондиционером и дать ногам отдых, люди все равно двигаются. Матушка Виктория, сидящая за рулем серебристого «микрика», указывает на пожилую женщину. Она недавно перенесла операцию на левую ногу. Боль сняли, но пятка опухла и еле влезает в босоножки. И все же она идет. Только спустя четыре часа она ненадолго возьмет паузу, но через 700 метров снова выберется из автомобиля и вольется в колонну.

Или Андрей. Инвалид первой группы, пережил страшную аварию, после которой его собирали по кускам. На лице еще остались глубокие шрамы. Андрей предпочитает как можно меньше говорить. Идет в середине колонны: медленно перешаркивает ногами, вместе со всеми читает молитву, на груди поблескивает небольшая икона. 

Молитва у креста. Андрей - посередине

К середине дня – мы тогда шли седьмой час – приходит понимание, почему крестный ход не получится назвать развлечением и почему важно понимать, зачем ты идешь. А еще лучше – молиться, придает силы. Не понимая, зачем я иду, к концу пути чувствую отупленную злобу.

Жара, но ты идешь.

Помолотая в крупный камень дорога, но ты идешь.

Комары, но ты идешь.

Идешь. В первый день – это семнадцать с половиной километров.

В Черняево – последняя на сегодня остановка – я спрашиваю отца Максима, что такое крестный ход. Где эта сакральная суть, которая отдергивает тебя от ненависти к самому процессу ходьбы и настраивает на общение с Богом.

- В крестном ходе есть две стороны. Есть внешняя и внутренняя. Внешняя – это то, что видят люди. Действительно идут люди, не взирая ни на что. Сегодня было палящее солнце. Оно изнуряет. Когда мы идем на поводке у себя, угождаем себе, мы расслабляемся. А здесь смысл – это борьба с самим собой. Преодолевая себя физически, человек укрепляется духовно. Если мы откроем любое житие святого человека, увидим, что они уходили в лес, их там комары кусали. Смысл, что не плоть командует нами. Плоть – это просто оболочка, которая дает нам время здесь пожить. Самое главное – это душа. И чтобы душа сохранилась и осталась на первом месте, мы ломаем свою плоть через такие усилия. Внешне мы свидетельствуем людям, что вера укрепляет нас, и мы можем в дождь, жару, в холод, в зной двигаться. Внутреннее – это работа над самим собой, это непрестанная молитва. Продолжение духовной жизни человека. Люди себя испытывают.

И я готов согласиться с отцом Максимом. Кажется, у меня у одного была измученная и уставшая физиономия, остальные улыбались, находили в себе силы сходить на речку и с удовольствием (!) представляли, какой насыщенный день их ждет завтра.

Уже ночью, после вечерней молитвы, я сидел вместе с двумя парнями, также идущими крестный ход, на крыльце. Курили. 

Ростислав

- Ростислав. 17 лет. – Рослый парень в хаки поднимается с крыльца, - К вере сам не тянулся. С рождения просто крестили и все. К этому интерес привили родители. Когда родители развелись, с трех лет ходил в воскресную школу. Потом появились другие интересы. Не сказать, что я прямо сильно верующий человек, который регулярно ходит в церковь. Сегодняшний случай, то, что пошел на крестный ход на целую неделю, - это редкость. Хоть, смотря на мои грехи… что я матерюсь часто. Я хочу своими поступками эти грехи зачеркнуть таким образом. А вера… что такое вера… она многим людям помогает, когда у человека большие проблемы. От одиночества многие верят люди. От горечи. От благодарности. Многие люди просят о помощи Бога, а когда эта помощь придет, они забывают сходить в церковь и поблагодарить. Я один из таких людей. В будущем хочу уже исправить это.

- Артем. Мне сейчас 15 лет. – Артем сидит рядом со мной, чуть сгорбившись, сложив руки в замок и уперев локти в колени. - Как я пришел к вере… чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться на два года назад. Все началось с того, что я начал работать на производстве иванчая, мне тогда было 13. Там у меня был работодатель, Токарев Владимир Владимирович. Он верующий, православный, в церковь каждое воскресенье ездил. Вот он мне объяснял каждый раз, когда я приходил на работу. Меня это стало втягивать. Потом я стал книжку читать – закон божий. Еще сильнее повлекло. Ну и 15 июля 2017 крестился. Стал ездить в церковь. Потом, через месяца 3-4, забросил по работе, в семье не получалось… не выходило как-то складывать вместе. В религии привлекло то, что… не могу сказать. Такое чувство, что повлекло. Просто очень сильно повлекло. После крещения легко стало очень.

Ростислав делает круг по площадке у дома культуры. Вернувшись, натыкается на мой вопрос про осознанность своей веры. Где эта точка, когда человек решает обратиться к Богу.

- Момент осознанности… когда я повзрослел, когда мне было лет 16. До 16 у меня был распущенный образ жизни. Любил выпить, любил закурить. В то же время не бросал учебу и спорт. Как-то это все совмещал. Потом понял, что такой образ жизни – неправильный. Вера дает силы духа. Дает надежду. Она заставляет тебя двигаться дальше. Цели. Если хочешь добиться цели, ты пойдешь, поставишь свечку, попросишь божьей помощи. Она не помешает. Но я считаю, что ты и твое будущее не должны зависеть только от Бога, это еще зависит от тебя. Помимо веры есть еще спорные моменты. Она ограничивает человека от большинства возможностей. Сквернословие, как бы. Хмх. Буду говорить по-молодежному. Если будешь углубляться в веру, от жизни ты мало кайфа получишь. Возможности нет отдохнуть, выпить с друзьями, пошлые анекдоты там рассказать. А этого очень хочется. И это конфликт внутри. … но я хочу искупить свои грехи.

- Грехи… а крестный ход, - подхватывает Артем, - … это очищение души. Воспитывает выносливость. Обычно пройти такое расстояние сложно, а с молитвой – можно. И, в-третьих, это знакомство с новыми людьми. В-четвертых, повидать места. Мне есть от чего душу очищать. Курение, ссоры… с друзьями, с родителями. Мат.

Тушим сигареты, встаем и забиваемся подальше от грызущих комаров в дом культуры. Там – в спальные мешки. Завтра отец Максим, Ростислав, Артем, ребятишки, мечтающие стать военными, Андрей и еще два десятка человек продолжат свой ход. И, надеюсь, получат свое прощение. 

От автора

Есть что-то мистическое и заразительное в крестном ходе. Даже что-то очищающее. Я вряд ли смогу словами внести ясность в это «что-то», отец Максим сказал, что человеческий язык вообще беден на описания божественных дел. Не знаю. Но этим людям я верю.

Верю.